Сказка о царе Салтане 1989
«Три девицы под окном пряли поздно вечерком…» Разве вспомнить теперь, когда вошел в нашу память этот неторопли вый сказочный зачин, от кого впервые услышано «ветер по морю гуляет», «белка песенки поет», «а во лбу звезда горит»… Эта сказка приходит к нам в детстве, и на всю жизнь остаются с нами совсем без труда затверженные строки, почти превратившиеся уже в поговорки.
«Сказка о царе Салтане» – одно из самых дивных, светлых творений Пушкина. Написана она по мотивам народной сказки. Мечтая о создании подлинно национальной литературы ‚в галломанской России того времени, поэт призывал: «Есть у нас свой язык; смелее! – обычаи, история, песни, сказки…»
Сам он постоянно обращается к народному творчеству, видя в нем неиссякаемый источник родного языка, национальных обычаев и традиций. Сказки, подражания народному творчеству, создавали многие русские писатели рубежа Х\ППХ1Х„ веков (Державин, Карамзин, Жуковский, Дельвиг). Но, учитывая вкусы дворянского читателя, они брали из богатей1пей стихии народной поэзии только волшебные, занимательные приключения героев или любовные сюжеты. Таковы, впрочем, и ранние сказки самого Пушкина, где поэт использует лишь отдельные народные образы и мотивы, разрабатывая сказочные сюжеты в озорном, шутливом, подчас эроти
ч ческом духе. Здесь еще совсем не затрагивается социальная тема, которая так сильна в подлинной народной поэзии.
В томительно долгие два года (182441826) михайловской ссылки поэт тесно общается с народом, подолгу беседует с крестьянами и дворовыми, по-новому воспринимаются не раз слышанные нянины сказки. В это время происходит окончательный переход от романтического восприятия действительности на позиции реализма, творчество Пушкина приобретает свою национальную самобытность, народность.
Пушкин неоднократно обращается к заинтересовавшему его сюжету «Сказки оцаре Салтане». Впервые он услышал ее еще в 1822‘ году в Кишиневе. В Микайловском поэт заносит в тетрадь новый вариант полюбившейся ему сказки – теперь уже со слов Арины Родионовны. Но собственно пушкинская «Сказка о царе Салтане» в том виде, в котором мы сейчас ее знаем, появилась лишь осенью 1831 года. То был счастливый год для поэта. В феврале 1831 года он обвенчался с Натальей Николаевной Гончаровой и находился в состоянии неизъяснимого блаженства, никогда не испытанного счастья, как он писал друзьям. И состояние творца не могло не отразиться на его создании.
Сказка Пушкина называется по-лубочному длинно и торжественно: «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем
богатыре князе Г видоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди». Название звучит несколько архаично, в подражание
народной поэзии того времени. Но сама сказка насквозь живая. В ней есть традиционное разделение на положительных и отрицательных персонажей. И вместе с тем это не условные сказочные маски, а полнокровные характеры, в полном соответствии с реалистическим методом Пушкина.
Характеры не просто названы, определены – они показаны зримо. После свадебного пира молодую царицу и царя Салтана оставляют в опочивальне, а в это время «в кухне злится повариха, плачет у станка ткачиха – и завидуют оне государевой жене». Или царь Салтан – какой сочный образ! Насколько правдоподобен этот характер в любом своем проявлении! Он гневлив, но отходчив: «В гневе начал он чудесить и гонца хотел повесить; но, смягчившись на сей раз, дал гонцу такой приказ:«Ждать царева возвращенья для законного рсшенья»». Сказка повернулась иначе, и вот он сидит«в палате на престоле и в венце с грустной думой на лице». Он все время помнит и грустит о пропавших жене и рсбснкс, кем бы тот ни был. А вот совершенно житейская, земная реакция царя, выведенного из терпения лживыми увещеваниями злых завистниц: «‚‚Что я? царь или дитя? – говорит он не шутя. – Нынче ж еду!“ Тут он топнул, вышел вон и дверью хлопнул».
Пушкин – легкий, веселый, остроумный – присутствует в каждой строке ‹<Сказки…». Князь Гвидон, хоть он и рос не по дням, все же предстает читателю большим ребенком. Он и мстит своим теткам по-ребячьи, обратясь поочередно в комара, муху, но, приходясь Бабарихе внуком, Гвидон-шмель жалеет «очей старой бабушки своей» – всего ‚лишь «нос ужалил богатырь». Князь Гвидон обращается к Лебеди с детской просьбой «чудо чудное завесть» – белку с изумрудно-золотыми орешками. И здесь в сказочное повествование Пушкин остроумно привносит отголосок нарождающегося рационализма своего времени: князь – теперь уже “не мальчик, но муж расчетливо «дьяка заставил строгий счет орехам весть. Князю прибыль, белке честь». Князь находит дельное применение золотым скорлупкам – «из скорлупок льют монету». Белочка неутомима, скорлупкам конца нет, поэтому «все в том острове богаты, изобнет, везде палаты»..Этого утопически счастливого морского острова не было у сказителей-предшественников. Но идеальное государство, придуманное Пушкиным, вполне в духе народного творчества с его мечтой о победе над силами природы, о новой, прекрасной, безбедной жизни. Не было и царевны Лебеди. Да Пушкин и не ледовал точно слышанным вариантам сказки. Однако все авторские добавления сделаны настолько тонко и так искусно вплетены в ткань повествования, что швов невозможно заметить. Вся сказка выдержана в истинно народном духе. И вместе с тем вся она – пушкинская.
Разве ошибешься в авторской принадлежности, вслушиваясь в образную’ речь злыдни-ткачихи: «Море вздуется бурливо, закипит, подымет вой, хлынет на берег пустой, разольется в шумном беге, и очутятся на бреге, в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря…» Здесь в одном предложении нарисована целая картина. А вот еще о море: «Не шумит оно, не хлещет, лишь едва-едва, трепещет. И в лазоревой дали показались корабли». И в четырехстопном хорее, которым тогда писались «подражания» народной поэзии, проступает знакомый нам лирик Пушкин.
Читатели старшего поколения знакомы со «Сказкой о царе Салтане»’ в иллюстрациях И. Я. Билибина с его несколько гротесковой манерой изображения лиц и богатым, многоцветным красочным решением. Художник М. Саморезов представляет свое прочтение «Сказки о царе Салтане», сочетая в нем традиции народного лубка с современным тонким ощущением пушкинской поэзии. А
Е. М. Труби/лова